Если в дореволюционной России сюжеты Пушкина поначалу экранизируются в «лубочной» стилистике («Русалка», 1910; «Сказка о рыбаке и рыбке», 1911), то в раннем советском кинематографе к Пушкину прибегают как к авторитетной классике, привнося в постановки по его произведениям дух театра Станиславского («Коллежский регистратор», 1925). В немецком кино 1920-х и во французском 1930-х именем Пушкина сражаются за место русской культуры на зарубежном рынке — ярким примером такой борьбы стала деятельность русско-немецкой эмигрантской фирмы Derussa, занимавшейся постановкой и распространением фильмов на русские темы на Западе («Пиковая дама», 1927). В итальянском кино 1940-х имя Пушкина, напротив, призвано напомнить о беспокойной советской России («Капитанская дочка, 1947) и в то же время о России прошлого, безвозвратно утраченной («Выстрел», 1942). В кинематографе советской «оттепели» Пушкин — гений и гуманист, буревестник Октябрьской революции со всеми ее трагедиями и надеждами («Капитанская дочка», 1958).

Интерес режиссеров к Пушкину часто оборачивается тщательным воспроизведением исторического облика персонажей, интерьеров и деталей быта (возможно, итальянский «каллиграфизм» 1940-х годов в этом смысле занял наиболее выигрышную позицию, воссоздав «мир Пушкина» наиболее точно, как в фильме «Выстрел» (1942)). Советские киносказки и анимационные экранизации погружают зрителя в вымышленную реальность, наполненную чудесами и превращениями. Но порой сказка может разыгрываться и в условном сценическом пространстве, стилизованном под оперу («Осенние колокола, 1978). Пожалуй, современный читатель с трудом может оценить новаторство Пушкина в языке, забывая о том, что легкость его стихов и прозы только мнимая. Кино же предает забвению и новаторство нарративов, «стирая» сложную фигуру рассказчика, изящное несовпадение фабулы и сюжета, ироничную игру с клише. Пушкинский кинематограф интересен как борьба дискурсов, в которой смертью Автора оплачивается не только рождение зрителя, но и рождение фильма.