II МОСКОВСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ АРХИВНЫХ ФИЛЬМОВ

СССР, «Киргизфильм», 1966 г., ч/б, 8 ч., 2166 м, 79 мин., ВЭ IX.1967.

Авторы сценария: Кадыркул Омуркулов, Толомуш Океев
Режиссер: Толомуш Океев
Оператор: Кадыржан Кыдыралиев
Художник: Сагынбек Ишенов
Звукооператор дубляжа: Владимир Дмитриев
Композитор: Таштан Эрматов
В ролях: Муратбек Рыскулов (Бакай), Алиман Жанкорозова (Урум), Советбек Жумадылов (Алым), Б. Рыскулова (Айнаш), Насрет Дубашев (Калык), Самак Алымкулов (Рыскул), Бексултан Жакиев (Бекташ).

Бакай – старый пастух, живущий в деревне, его дети давно уехали в город и навещают его нечасто. И вот младший сын, школьник Калык, приезжает домой из города на каникулы. Бакай хочет, чтобы он остался на пастбище и помогал ему. Однако когда каникулы подходят к концу, мать убеждает мужа отпустить младшего сына в школу.

«Небо нашего детства» является программным фильмом так называемого «киргизского чуда» – фильмов, открывших миру национальный киргизский кинематограф.
Конечно, в Киргизии и прежде снимались фильмы, однако до 1960-х они ставились кинематографистами, прибывшими из центра, «чужаками».
Колониальный нарратив о прибытии «чужака» в традиционное общество с целью его трансформировать и кардинально обновить существовал в советском кинематографе с 1920-х годов. Обыкновенно он содержал просвещенческий пафос – в Среднюю Азию приезжали учителя, врачи и строители, чтобы привнести прогресс в «отсталую» кочевую жизнь. Непременным финалом таких картин становилось присоединение окраинных земель к метрополии, нередко воплощаемое в строительстве символов соединения – например, железных дорог, как в классическом «Турксибе».
В «Небе нашего детства» новое наступает как обезличенная стихия – взрывы, необходимые для прокладки магистрали, преграждают путь кочевникам, буквально сужая пространство их жизни. И при этом в самом фильме нет современной магистрали, ради которой вытеснили кочевников, нет города, в который так стремятся уехать их дети, нет результатов переустройства мира. Финальный кадр, где дети въезжают в автомобильный туннель, очевидно построенный за время каникул, показывает пресловутый «свет в конце» как белое полотно – непрорисованную перспективу. Толомуш Океев отказывается вписывать национальное в сюжет о соединении окраины с центром.
В 1960-е целая плеяда молодых киргизских кинематографистов после учебы в Москве и Ленинграде возвращается на родину и начинает создавать фильмы, где сюжет о прибытии становится интимным – домой возвращаются дети. Но – на время, почерпнув опыт городской цивилизации.
«Небо нашего детства» отчасти автобиографичен. Толомуш Океев в 15 лет был чабаном, затем уехал – учился в школе-интернате, в ЛИКИ – на звукорежиссера и на Высших режиссерских курсах (мастерская Л. Трауберга). Однако история школьника, приехавшего на каникулы в степь, близка автору не только сходством судеб, но, прежде всего, видением материала.
То, что прежде на экране превращалось в ориентализм или, по выражению самого режиссера, «среднеазиатчину» и приобретало обобщенные черты некого далекого Востока, в фильме Океева оказывается обыденно близким. «Быт» представлен в «Небе нашего детства» течением жизни. Лошадей ловят, клеймят, стерегут, доят и из молока делают кумыс. В быту кочевников вещи и действия функциональны. Но не всегда. Когда семья вынужденно уходит с пастбища, она оставляет беркута, потому что тот ослеп, и напоследок молится у каменного идола. Позже аксакал снова оказывается на месте прежней стоянки и обнаруживает там лагерь строителей и беркута – из него сделали чучело, а каменный идол теперь используется как кострище. И идол, и беркут стали «музейными экспонатами», оказавшись «старыми» в мире «нового».
Только в одной сцене Калык пытается нарушить уклад, словно примеряя роль «чужака»: когда отец избивает мать, мальчик берет палку, чтобы остановить его. Отец, потерявший силы после схватки, не может идти стеречь табун, и сын заменяет его. Ночью Калык видит сон – набор образов, означающих катастрофу для кочевой жизни: съеденные лошади и горящая степь. Ребенок становится взрослым, осознав взросление, как катастрофу, как слом циклического хода времени.
Время неумолимо, оно воплощено в смене поколений. В фильме есть эпизод – обряд разрезания пут, инициация ребенка. Самый быстрый освобождает того, кто только научился ходить, чтобы тот стал частью коллектива, осваивал все расширяющееся пространство, выходя за его традиционные границы, прощаясь с ними.

Виктория Елизарова

23 ноября, среда