Франция, Sara films, 1984, 35 мм, 103 минуты

Авторы сценария: Этьен Рода-Жиль, Анджей Жулавски
Режиссёр: Анджей Жулавски
Композитор: Станислас Сиревич
Художник: Доминик Андре
Художник по костюмам: Ольга Пеллетье
В ролях: Франсис Юстер, Софи Марсо, Чеки Карио, Жан Кристиан, Мишель Альбертини, Попин Лафон, Ален Флик

Размявшись на своём первом французском фильме «Публичная женщина» (1984), где в центре сюжета были съёмки картины по «Бесам» Достоевского, на следующий год Анджей Жулавски взялся непосредственно за экранизацию русского классика. Впрочем, нужно сразу оговориться: от романа «Идиот» здесь остался только любовный треугольник князя Мышкина, Порфирия Рогожина и Настасьи Филипповны, которые сменили имена соответственно на Леона, Микки и Мари и перенеслись в Париж 1980-х. Стилистически близкая к cinema du look («Дива» Жан-Жака Бенекса (1981), «Подземка» Люка Бессона (1985), «Дурная кровь» Леоса Каракса (1986)) картина всё же снята в уникальной исступлённо-неистовой манере Жулавски.
Франсис Юстер, сыгравший режиссёра-тирана в «Публичной женщине», бьётся в припадке каждые пять минут экранного времени; впрочем, от него не отстают и остальные герои. Злодейски карикатурен Чеки Карио. Восемнадцатилетняя Софи Марсо, любовница режиссёра, который был старше ее на 26 лет, обнажается, рыдает и безумно вращает глазами в лучших традициях Изабель Аджани в «Одержимости» (1981). Остальные актёры оживляют второй план фильма при помощи череды гротескных гримас и диких пируэтов, оглушительного хохота и зубовного скрежета.
Физиология всегда была важна для Жулавски. Если в романе Рогожин пылал к Настасье Филипповне вполне плотской страстью, то князь-идиот видел за её поруганной красотой светлый идеал святой. В «Шальной любви» Леон-Мышкин оказывается способен любить Мари — Настасью Филипповну отнюдь не только платонически. При этом он готов терпеть от неё любые унижения, а, лишившись девственности, в момент эякуляции решает, что у него пошла кровь, то есть фактически меняется местами с женщиной. Жидкости и телесные выделения вообще занимают в фильме много места: слюна (в какой-то момент Леон плюёт в камеру), моча (он же справил нужду на ногу одного из бандитов), сперма, кровь, вино, дождь. В этой текучести есть что-то от алхимии, с её стремлением преобразовать материю и привести её в состояние совершенства, овладеть высшим сверхчувственным знанием. Оккультизм и шаманские практики интересовали Жулавски не меньше, чем тайна женской природы. Те же темы поднимаются и в «Шаманке» (1996), и, конечно, в «Одержимости» (1981), но именно в «Шальной любви» фигура Достоевского словно дала режиссёру карт-бланш — возможность мчать на всех парах и не останавливаться, вести монолог без вдохов под восьмидесятнический электробит Станисласа Сиревича.
Фильм ощутимо изматывает непрерывной истерикой, монтажом и ритмом, но в то же время поражает воображение фантазией и изобретательностью. При этом не стоит забывать и о своеобразном чувстве юмора автора, близком к слэпстику, и об обилии неявных киноцитат. К примеру, вставная история мести Мари любовникам своей матери, постоянные перестрелки и взрывы автомобилей отсылают к классике итальянского еврокрайма 1970-х, а запись на старой видеокассете в футляре «Унесённых ветром» напоминает сцену вторжения в чужой дом из «Заводного апельсина». Да и Микки со своей бандой кривляющихся подонков вполне близок к Алексу и его droog’ам — не хватает только котелков и гульфиков. Финальная же бойня смотрелась бы вполне уместно в фильме Сэма Пекинпа. В этом жанровом смешении как в алхимическом тигле рождается удивительный гомункул, «Даун Хаус» артхауса, мутировавший «Идиот», который вполне может оскорбить поклонников классики, но останется в сердцах любителей смелого бунтарского кино.

Дмитрий Карпюк
кинокритик

17 ноября, среда